 Название: Нити Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: анонимный доброжелатель Размер: драббл, 771 слово Пейринг/Персонажи: Дофламинго/Корасон Категория: слэш Жанр: ангст Рейтинг: R Предупреждения: Инцест Краткое содержание: Есть нити, которые не так просто разорвать.  — Значит, ты вернулся... — Дофламинго смотрит на него, чуть склонив набок голову, на губах играет знакомая ухмылка, но Росинант не может понять, о чем же тот думает на самом деле. Никогда не мог.
Не верил, что Доффи способен на убийство, не верил, что он сможет выстрелить в отца, не поверил, даже услышав срывающийся голос и щелчок затвора...
Но теперь, после стольких лет, проведенных в Дозоре, после наблюдения за действиями Джокера, после того, что узнал и увидел, он уверен, что Дофламинго способен на все. Тем более на убийство того, кому не доверяет.
Росинант спокойно встречает его взгляд. Не двигается, запутавшись в его нитях, словно мошка в паутине, не дергается, просто ждет, пока Доффи сделает еще один шаг к нему. Ближе. Еще ближе. Совсем рядом.
Росинант смотрит в лицо своему брату и понимает, что никогда еще они не находились друг от друга так далеко.
— Вернулся... — повторяет Дофламинго чуть тише, ласково проводит пальцами по его щеке и тут же дает пощечину — сильно, так, что затылком Росинант прикладывается об стену. — Вернулся... после того, как ушел! Ты бросил меня, Роси... Ты!
Росинант улыбается в ответ, покорно принимая несправедливые обвинения, хотя губы сводит от желания закричать: "Нет, Доффи, это ты! Ты ушел от меня, в темноту! Ты предал, ты убил нашего отца, ты... Только ты!"
Но он молчит. Он давно научился молчать, и сейчас ему только остается повторять про себя, как мантру: "Мне нечего сказать. Нечего. Сказать. Тебе".
— Что, так и не поздороваешься со мной? — смеется Дофламинго.
Росинант дергается, как от новой пощечины, хотя брат всего лишь дотрагивается до скулы, легко касается губ.
— Я знаю, что не можешь, — наконец говорит Дофламинго. Он хмурится, и Росинанту неожиданно хочется разгладить пальцами гневные морщинки между бровями. — Я все знаю... Я изучил твое досье — то, что ты отдал, и то, что нашли мои люди... Ты не скучал все эти годы, Роси.
Улыбка получается похожей на оскал, и Росинант кивает. Он и правда не скучал. Он учился, он собирал информацию, он боролся, он пожертвовал многим, чтобы оказаться сегодня здесь.
Он сделал то, что должен был.
Он попытается остановить Доффи во что бы то ни стало, любой ценой.
Даже ценой своей жизни.
Дофламинго двигает пальцами, и невидимые нити впиваются в его тело, заставляя закусить губу, сдерживая стон.
Так это... все? Не поверил? Доффи не поверил...
Но когда Росинанту кажется, что еще немного — и его разрежет на куски, давление ослабевает.
— Пойдем, — мягко говорит Дофламинго, и Росинант послушно бредет следом. Дверь, коридор, еще одна дверь. Внутрь. Нити опутывают его, тянут, поторапливают, когда он в замешательстве застывает перед большой кроватью.
— Сюда, — Дофламинго вольготно располагается на постели, и Росинант против воли оказывается рядом с ним.
Одежда слетает с него клочьями, взрезанная нитями. Дофламинго бесцеремонно ощупывает его, как куклу, поворачивает из стороны в сторону.
Ищет родимые пятна и старые шрамы. Ищет последнее подтверждение того, что он — это он.
И находит.
Росинант закрывает глаза, чтобы не видеть, как улыбка Доффи ширится, наполняясь торжеством и чем-то еще, темным, безумным, но послушно реагирует на шепот, вздрагивая от прикосновений:
— Лежи... не шевелись. Этот шрам... я помню — нас били тогда, ты еще не увернулся... а потом я пытался перевязать тебе спину, но получилось плохо... А этот... замри. Да, вот так... Этот — от камня. Этот — от осколков, тот — от стрелы...
Росинант вслушивается в горчащие памятью слова, и ему одновременно тошно и приятно.
Тошно — вспоминать, и приятно — от этих же воспоминаний. И от касаний, жадных, собственнических, и от обжигающих болью и похотью укусов-поцелуев...
Нельзя. Неправильно. Горячо. Слишком...
Росинант кусает губы, не выпуская из себя ни звука, но его, наверное, все еще опутывают нити — не вырваться и не оттолкнуть. Только выгнуться навстречу, обнять, притиснуться еще ближе, сильнее, тяжело дыша, а потом — перевернуться на живот, подчиняясь и бесстыдно подставляясь всеми шрамами-напоминаниями и всем своим существом.
Доффи много, он заполняет собой все пространство — внутри и снаружи. Росинант чувствует на себе его тяжесть, в себе — его член, облизывает его пальцы и плавится в боли-удовольствии от резких толчков и хриплого голоса:
— Мой... Роси... ты вернулся! На свое место!
Оргазм — как удар под дых, неожиданно, резко. Доффи наваливается сверху, вдавливая в матрас, и Росинанту перестает казаться комфортным его место.
Доффи смеется, как будто читает мысли, скатывается на бок, но не отстает — вылизывает шею, ерошит волосы, тянет к себе, опутывает своими нитями дальше, но уже не снаружи — внутри. Нити сжимают сердце, проникают отравой через поцелуи, цепляются друг за друга и сплетаются вместе в один нераспутываемый клубок.
Росинант их не видит, но чувствует и понимает, что вырваться будет куда сложнее, чем он думал.
Доффи целует его в уголок рта, проводит языком мокрую дорожку по скуле и шепчет в ухо:
— Добро пожаловать в семью... Корасон.
Корасон кивает и прячет лицо у него на плече.
Главное, чтобы ему хватило сил порвать все нити, когда придет время.
Название: Вожделение Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: WTF OPunpopular 2015 Размер: драббл, 538 слов Пейринг/Персонажи: Гладиус/Деллинжер Категория: слэш Жанр: PWP Рейтинг: R Краткое содержание: Гладиус почти перманентно раздражён, и о, как он выражает своё раздражение! Примечание: Деллинжер взрослый и согласен. Для голосования: #. WTF OPunpopular 2015 - работа "Вожделение" Гладиус был исключительным приверженцем порядка во всём. Его раздражали вещи, лежащие не на своих местах и не в идеальном порядке. Его раздражала всякая неухоженность и неопрятность. Раздражала грязная посуда и не вытертый пол в ванной, но больше всего его раздражала пыль.
Гладиус просто не выносил пыли и по возможности старался даже не открывать окно в своём кабинете или спальне, но Деллинжер всегда делал это самостоятельно, пока Гладиуса нет на месте, и тоже чертовски раздражал. Это Деллинжер не убирал вещи, не мыл посуду вовремя, оставлял поношенные рубашки любовника в своём шкафу...
Деллинжер был настойчивым, капризным и раздражительным. Он тоже мог взбеситься по какому-нибудь незначительному поводу, но в ситуациях, требующих сосредоточенности и серьёзности, был по-своему мерзким и совершенно невозмутимым. Деллинжер был хладнокровным, и это импонировало Гладиусу, как ничто другое. Он рад бы наблюдать такое спокойствие, такую обязательность во всём, и дома тоже, но Деллинжер как будто бы оставлял все свои приятные черты на работе. Единственное, что оставалось от того сладкого образа безжалостного идеального убийцы, который случайно полюбился Гладиусу однажды и с тех пор не выходил из головы, - это опасность. Мелкие усмешки, ненамеренно резкие жесты, какие-то полутона, полуинтонации создавали атмосферу, как лёгкий привкус, украшающий блюдо больше всего остального.
Гладиус не желал признаваться себе в том, что Деллинжер действительно ему нравится. Несмотря на все раздражающие факторы, несмотря на мерзкий характер и возмутительную фамильярность, несмотря на беспорядочность во всём, начиная от быта, заканчивая отношениями, - нравится.
Гладиус иногда даже поддавался его очарованию - этим омерзительным вызывающим шуточкам и пошлым намёкам - и натурально злился. Перехватывал где-то под скулами, прижимал к стенке, сжимал бедро жёстким прикосновением. Деллинжер сразу таял и становился ещё невыносимее. Облизывался и принимался расстёгивать пуговички на плаще Гладиуса, ведя кончиками пальцев по тонкой ткани под ним, дразня и завораживая. Гладиус подхватывал под ягодицами, надавливал на вены на шее, и у Деллинжера тут же поджимались колени. Он всегда не мог устоять перед болью, и особенно в сексе. У него был какой-то, наверное, врождённый инстинкт, который его так запрограммировал, что боль - прекрасна в любых проявлениях. Он с тем же упоением наносил врагам жуткие травмы, с каким позволял ранить себя во имя горячего секса. Исключительное наваждение для Гладиуса, который не мог устоять перед тем, чтобы причинять боль.
Гладиус терял голову и приходил в себя только когда всаживал Деллинжеру уже как пару минут, разложив на кухонном столе и скинув всё его содержимое без жалости на пол. Гладиуса не беспокоили в этот момент ни беспорядок, ни этическая сторона вопроса. Его ничто не беспокоило, и внутри вместо привычного раздражения пылало возбуждение, обжигало самое естество. Деллинжер причинял ему ответную боль, сильную, чувственную, и отпечатки от неё оставались не только на его коже, но и в памяти, как нечто особенное, как что-то безмерно приятное. Деллинжер прогибался и стонал в голос, Гладиус думал, что это должно чертовски бесить его, но каждый звук только сильнее заводил, задевал что-то внутри и выворачивал наизнанку. Гладиуса так уносило, что он даже не сразу понимал, что сам вонзился зубами в нежную, ещё почти детскую кожу, вцепился в бёдра, дёргая на себя, и кончил.
А после Гладиус чувствовал себя обманутым, но тут же прощал. Конечно, он ненавидел пыль и большую часть времени как-то находил у неё и Деллинжера что-то общее, но в действительности Деллинжер был терпкой пыльцой, яркой, как само вожделение.Название: Желание Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: WTF OPunpopular 2015 Размер: драббл, 973 слова Пейринг/Персонажи: Джинбей/Фукабоши Категория: слэш Жанр: романтика Рейтинг: R Краткое содержание: О просьбах и желаниях. Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними. Размещение: только после деанона Для голосования: #. WTF OPunpopular 2015 - работа "Желание" С самого детства Фукабоши ничего не просил. Он знал, что принцу можно не просить, а требовать подарки и внимание, а ещё капризничать, дёргать родителей и плакать, когда вздумается, но, возможно, он родился неправильным принцем. Фукабоши был старшим и нёс ответственность за младших, на его крохотных тогда ещё плечах лежал тяжёлый камень, который он нёс спокойно и без жалоб, как настоящий мужчина. Его маленькая (несмотря на размеры) сестрёнка и двое братиков просили за него – подарки, ласку матери и добродушные реплики отца, они тянули ручки и получали всё, чего хотели. Фукабоши улыбался и говорил, что ему ничего не нужно, что самое дорогое и самое прекрасное – это семья, возможность вытирать слёзы Ширахоши, играть с Рюбоши и Манбоши и помогать матери хоть немного.
Принц лукавил и скрывал, что тоже хочет дурачиться, драться, заплывать в опасные районы и отказываться есть лакомства. Вместо этого он отговаривал братьев от глупостей, кормил сестрёнку и проводил много времени со стражами королевского дворца. Он хотел вырасти сильным и серьёзным, а ещё, в глубине души, надеялся, что сможет перебить грусть тяжёлыми тренировками. Именно тогда он впервые встретил Джинбея.
Джинбей не баловал Фукабоши, но с ним не нужно было изображать не по годам взрослого и серьёзного рыбочеловека. Фукабоши расспрашивал про людей, про жизнь вне острова, про всё, что когда-либо видел или слышал такой умный и добрый дядя Джинбей. И конечно, ему рассказывали, позволяли плавать с собой на патрули, давали подержать в руках настоящий – острый! – трезубец и гладили по голове, когда он совершал то, что другому в его возрасте было не под силу.
Фукабоши рос и узнавал всё больше, и понимал, что просить о чём-либо не имеет права: слишком тяжела жизнь народа, о благополучии которого заботится отец, а мать тратит своё здоровье и силы. Но в день своего совершеннолетия, когда Джинбей вернулся с вестью, что принял предложение стать Шичибукаем, Фукабоши впервые попытался приказать – или жалобно попросить, не узнавая собственного слабого голоса? – Джинбею не уплывать.
— Я не могу, — сказал тогда Джинбей, сурово поджав губы. Фукабоши не знал куда деть руки, хвост, куда смотреть, чтобы не увидеть на лице своего почти что кумира с детства презрение и снисхождение. Джинбей помолчал, а затем вдруг добавил задумчиво: — Я не могу остаться навсегда, Фукабоши. Но любое другое твоё желание я выполню с радостью.
И принц, ощутив, как неподъёмный камень ответственности на миг упал с его плеч, повис на шее у Джинбея, обвил его тело хвостом и прижался крепко-крепко, впервые шепча столько глупостей и дурацких просьб разом, от которых пылали огнём уши и щёки. Джинбей не высмеял его, а обнял и поцеловал, и это не показалось чем-то ненормальным и гадким, всё произошло настолько естественно и просто, что после Фукабоши долго удивлялся, как своими стонами не разбудил сестрёнку или не переполошил стражу. Ему было немного стыдно и неловко, он же не знал, куда деть этот дурацкий хвост, и руки, и как целовать в ответ, чтобы всё внутри скручивалось в сладкий, невыносимо приятный клубок, но Джинбей был терпелив и осторожен. Он учил молодого принца даже в постели, заставляя его извиваться и кусать губы под настойчивыми ласками. Он оставлял на бледной коже засосы, он кусал в шею и над спинным плавником, и Фукабоши ещё неделю прятал следы бурной ночи от братьев, которые были слишком маленькими, чтобы понять, и слишком большими, чтобы рассказать матери.
Распалённый, с горящими возбуждением глазами, всё такой же неловкий, но набравшийся храбрости Фукабоши не отпускал Джинбея до утра, пока оба не выдохлись и не могли пошевелить ни рукой, ни плавником. Принца Джинбей заботливо укрыл простынями и пообещал, что обязательно вернётся через год – в день его рождения.
А когда вернулся, то не узнал когда-то нескладного, жилистого и тонкого юношу, ставшего вдвое шире в плечах, сильнее, быстрее и мощнее, он словно возмужал и приобрёл особенную стать, свойственную только тем, кто умеет отказываться от своих желаний ради других. Фукабоши улыбнулся тогда Джинбею белозубо, порывисто обнял и сказал что-то живое, яркое и доброе, и ничем не намекнул, что ждал его, но Джинбей понял.
В тот день, когда Джинбей впервые нарушил своё обещание, оказавшись в неприступной тюрьме Импел Дауна, Фукабоши не находил себе места и лишь ответственность за семью, память о матери и любовь к братьям и сестре остановили его от невероятных глупостей. О, как же Фукабоши был счастлив, что Джинбей спасся! Что ему помогли люди, о которых столько говорила Отохимэ, и что, наконец, в день победы, когда весь остров праздновал и повторял имена пиратов Соломенной Шляпы, Фукабоши смог незаметно украсть Джинбея и потребовать, заглянув проникновенно в глаза:
— Останься со мной… Сегодня.
Теперь ни один из них не боялся разбудить кого-нибудь стонами или привлечь ненужное внимание. На влажных простынях Фукабоши выглядел возбуждающе – ну-как-можно-быть-таким? – и откровенно, он прижимался к Джинбею, обвивал его ноги хвостом, тёрся без всякого стеснения и шептал глупости, одновременно милые и развратные, от которых перед глазами плясали цветные круги, а руки сами оглаживали податливое сильное тело. Они кусались и целовались до крови, доводили друг друга до оргазма, и Джинбей грубо хватал принца за спинной плавник и ниже, а затем извинялся и зализывал ранки, оставленные острыми клыками. Они взмокли и двигались медленно, истосковавшись и успев забыть, как это остро и сладко – подчиняться прерывистому ритму, плавиться от прикосновений и скулить от удовольствия, не контролируя ни себя, ни своё тело. Джинбей смеялся, что уже слишком стар для таких игрищ, а Фукабоши беспечно фыркал, нависал над ним сверху и гортанно обещал, что всё сделает сам, а дяде Джинбею нужно просто лежать и получать удовольствие…
Утром Фукабоши проснулся вторым и недовольно приоткрыл один глаз, почувствовав на себе изучающий взгляд. Джинбей лежал на боку, прикрыв бёдра одеялом, лениво курил трубку и любовался гибким хвостом любовника, крепким торсом и густыми волосами, в которые так приятно зарываться пальцами. Фукабоши зевнул и призывно выгнул спину, зная, что засосы и следы от укусов не сойдут ещё неделю. И больше недели будет длиться праздник в честь пиратов, и что скромное желание принца можно удовлетворить хотя бы раз в год. Или больше. Намного больше, ведь кто в здравом уме поверит, что Джинбей слишком стар для любовных утех?
Название: Дьявольская чечётка Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: WTF OPunpopular 2015 Размер: драббл, 964 слова. Пейринг/Персонажи: dark!Луффи/Лаффит Категория: слэш Жанр: PWP Рейтинг:, R – NC-17 Предупреждения: ООС Луффи, додумывание характера и способностей Лафита, ибо про него ничего толком неизвестно. Ау по отношению к канону – Мугивары не встречались с пиратами Беллами, но перед отплытием на Скайпию Луффи зашёл в один бар… Краткое содержание: Танец смерти в ритме пасодобля...(с)> Размещение: только после деанона и с разрешения автора. Для голосования: #. WTF OPunpopular 2015 - работа "Дьявольская чечётка" Луффи ещё не видит, но уже слышит дробный перестук каблуков. Металл встречается с деревом, чтобы создать звук, который отдаётся дрожью волнения во всём теле и порождает ответную вибрацию. Звук раздается из неприметного бара, и Луффи, улыбаясь, идёт туда, ведомый чутьём и жадным любопытством. Толкает обшарпанные двери и заходит; принюхивается сперва, глаз не поднимает, и только слушает – каблуки стучат.
Чётко. Звонко. Дерзко.
Луффи скидывает с головы шляпу и смотрит прямо, уверенно, чуть очарованно и безумно, и видит острый, угловатый силуэт в центре зала. Он двигается под ему одному слышную музыку, возможно, существующую только в его голове. Длинные ноги отстукивают ритм, рваный и гулкий, как пульс сердца. На белой рубашке контрастом выделяются угольно-чёрные волосы и подтяжки, тоже чёрные, кажется; Луффи смотрит не на них и не на трость цвета свежей крови. Луффи облизывает покусанные губы и сглатывает от одного только вида остроносых туфель с невероятно высоким каблуком – такими можно и убить, если захотеть.
В баре тишину разрывает лишь этот звук, он дёргает каждый нерв, отдаётся гулом в голове, он манит и пьянит, точно крепкое вино. Но больше всего внимания привлекает сам танцор, каждый его жест – вызов, каждая усмешка ярко-алых губ – непроизнесённое проклятие, каждый шаг – всё ближе, всё дальше. Луффи чувствует, что не зря пришёл сюда и скалится весело, шальной улыбочкой, и глаза его сверкают в полутьме возбуждённым блеском.
Кто-то ещё приходит выпить, задевает Луффи плечом и идёт дальше, отпускает грязную шуточку и разрушает магическое очарование танца. Незнакомец замирает, выражая всем телом вопрос: «Мне продолжать?». Никто не понимает и не пытается разгадать немое послание: люди поразительно глухи к прекрасному и начинают шуметь, гудеть, точно улей. Луффи переполняет весёлая злоба, пузырящаяся в животе невыносимо быстро и больно, грозя взорваться в любой момент. Он проводит пальцем по губам и шепчет беззвучно: «Танцуй для меня». И вновь отточенные движения сливаются в чёрно-белый калейдоскоп: руки и ноги двигаются в едином порыве, дополняя звук, сами становятся воплощённой мелодией, и вспышки красного совсем не раздражают, наоборот – Луффи понял прелесть этой изысканной тросточки, которая порхает, выписывает узоры в воздухе или замирает, удерживаемая сильными худыми руками.
Люди переглядываются, смотрят, шепчутся, тыкают друг друга локтями в бока и злятся. Танец мешает им пить и веселиться, они не хотят смотреть, как развлекается здесь этот странный человек. Но они не решаются встать и вытолкать танцора из бара – Луффи стремительно пролетел мимо них, замер перед танцором и руку ему протянул - приглашение, от которого невозможно отказаться. Кто-то хмыкает язвительно и тут же коротко вскрикивает, как свинья, зажимая ладонями кровоточащую щеку. Луффи зло улыбается и выхватывает у танцора трость, конец которой обагрился кровью, а затем притягивает за шею мужчину к себе, заставляя склониться близко-близко, практически нос к носу. Проводит ногтями по контуру подбородка и хрипло выдыхает в накрашенные губы:
– Имя.
Танцор смеется, осторожно вынимает из чужих пальцев свою трость, на миг прикасаясь к запястью откровенно-интимным жестом, и шагает в сторону непрошеных свидетелей их случайной встречи. Его движения мягки и вкрадчивы, на первый взгляд безобидны, люди до последнего не подозревают ничего дурного и не чувствуют угрозы. Пока одного из них не швыряют на пол, как тряпичную куклу, он дергается и хрипит, но лезвие из трости безжалостно вырезает на коже изогнутые линии.
Из бара в ужасе выбегают люди, пираты, убийцы и разбойники, они стремились спасти свою жизнь, что не ново и не вызывает интереса у местных жителей. Никто не войдет в неприметный бар, где самые неудачливые посетители лежат в лужах крови, еще живые, еще дышащие и глядящие заплывшими глазами на двоих, что танцуют чечетку, упиваясь друг другом.
– Ла-а-а-аффит, – тянет Луффи, криво ухмыляясь и вжимая мужчину в стойку. Тростью он сковывает его руки за спиной, смотрит прямо в глаза и впивается в губы грубым поцелуем. Помада на вкус горькая, чуть острая, как жгучий перец. Луффи с наслаждением размазывает ее, слизывает, кусает губы Лаффита и запускает руки ему под рубашку. Жаркий, притягательный, вызывающе-контрастный, а кожа ледяная, и сердце стучит медленно, тягуче. Луффи это злит, он отстраняется, выпускает Лаффита из захвата и кивает требовательно.
Танцуй.
До крови.
До смерти.
И Лаффит облизывает припухшие губы, не пытаясь вытереть остатки помады, выгибается в пояснице и стучит каблуками. Быстро, хлестко, нанося резкие удары, а затем меняя ноги и хлопая себя по бедрам. Он ведет ладонями по ногам вверх, поправляет рубашку и воротник, дергает головой, и круглые серьги в его ушах издают мелодичный звон.
Луффи пинает одну из жертв, что попалась на пути, наклоняется и погружает пальцы в открытую рану. Кровь теплая, черная почти, и волшебно ложится на губы Лаффита вместо помады. Кровавый провал, дьявольская улыбка на бледном лице, и эти глубоко посаженные глаза в обрамлении густых ресниц – он выглядит порочно и страстно. А когда вдруг хищно раздувает крылья носа и припадает влажным ртом к руке Луффи, слизывая кровь с утробным урчанием, то и развратно, до окончательного помутнения рассудка.
Они падают в бездну вместе. В неудержимом ритме, под неслышимую музыку, и аккомпанементом им служат стоны бьющихся в агонии людей.
Барная стойка впивается в спину твердыми гранями, ранит бледную кожу, но Лаффит не обращает внимания, он подставляет шею под требовательные укусы и ловит ртом воздух. Луффи не заботится об одежде - сдирает ее нетерпеливо, прижигает губами, как клеймом, кожу и выступающие ключицы. Лаффит сам скидывает с плеч лямки подтяжек, выскальзывает из штанов и заманчиво улыбается, томно и мрачно, и это откровенный призыв, не приглашение.
Танцуй со мной.
Бери меня.
Чечетку теперь отплясывает сердце Луффи, и он не видит причин не взять то, что предлагают так охотно. Следы от пальцев и зубов сойдут нескоро – Луффи удовлетворенно урчит, подминая под себя угловатое тело, и совсем ни о чем не думает, кроме жара, охватывающего все его естество.
Чечетка стучит в его ушах древним, диким ритмом, пробуждая животные инстинкты, когда Луффи хватается за мачту корабля, а корабль летит к Небесному Острову. Луффи вспоминает смех на прощание, вежливую улыбку и поклон, и цилиндр, что сливается чернотой с волосами, и в его груди распускается кровавым цветком ощущение, что они еще встретятся.
В дьявольском танце на пепелище чьих-то надежд.
Название: Метки Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: WTF OPunpopular 2015 Размер: драббл, 905 слов Пейринг/Персонажи:Ло/Зоро Категория: слэш Жанр:PWP, романтика Рейтинг:NC-17 или R Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, совершеннолетние. Размещение: только после деанона и только с разрешения автора Для голосования: #. WTF OPunpopular 2015 - работа "Метки" На идеально гладкой смуглой коже скапливались каплями бисеринки пота. Мышцы спины перекатывались под его ладонью. Ло с трудом сглотнул. Кровь билась у него в висках, дышать удавалось только урывками. То ли спертый воздух тому был виной, то ли возбуждение такой силы, что начинало душить.
Зоро-я под ним взрыкивал глубоким низким голосом, и от этого последние остатки разума готовы были покинуть голову Трафальгара. Еще пара движений...
Ло проснулся со стоном и стояком, который сдавливали узкие пятнистые штаны. Какого черта?!
Отправившись в ванную Санни, корабля гостеприимного Мугивары, бывший шичибукай справился с возбуждением. С трудом.
Весь следующий день он старался держаться от Зоро подальше, но складывалось ощущение, что он вездесущ. Его звериная аура настигала в любой части корабля и щекотала нервы. Низкий бархатный голос проникал прямо в мозг, как будто минуя уши, плавил его, заставляя стекаться в пах. А его манера спрыгивать из гнезда в одних штанах, демонстрируя миру все свои сотни шрамов? Взгляд Ло цеплялся за них помимо воли. Чисто профессиональный интерес, конечно.
Трафальгар перевел дыхание и предпочел до вечера уйти с палубы. Куда-нибудь.
Горячий язык вел влажную дорожку по его груди, обрисовывал контуры татуировок. Длинные пальцы путались в густых зеленых волосах, пока их обладатель изучал все метки, оставленные на теле Трафальгара. Он вздрагивал то ли от возбуждения, то ли от контраста между горячими прикосновениями к нему уверенных властных рук и холодом, вызываемым дуновением ветра в открытое окно "вороньего гнезда".
Ло закусывал костяшки пальцев, но сдавленные стоны все равно прорывались сквозь сжатые зубы. Другой рукой он потянулся к своему возбужденному органу, но ее перехватили по пути за запястье. Спустя секунду его головку накрыл горячий влажный рот.
Хирург Смерти снова проснулся среди ночи. Со стойким ощущением, что штаны все-таки слишком. Чертовски. Узкие. Он провел рукой по волосам, прорычав что-то нечленораздельное, и пошел в ванную. Холодный душ. Это именно то, что сейчас ему было нужно.
Санни Го приближался к Дресс Роуз. После холода Ледяных земель Панк Хазард веяло приятным теплом. Зоро босиком в одних штанах размахивал среди палубы огромной штангой, даже на вид жуткой. Мышцы перекатывались у него под кожей, пот стекал каплями, обрисовывая их рельеф. Ло не мог отвести взгляд. Честно пытался. Заставлял себя думать о том, что еще немного - и они будут в обители Дофламинго, а там и умереть не долго. И не время думать о всякой ерунде. Но... Но взгляд все возвращался и возвращался к этим "украшениям грубых мужчин". Оценивающе он прохаживался по грубому шву на груди. Эта рана могла стоить жизни, но Зоро выжил. На одном упрямстве, не иначе. Небольшой шрам над тазовой косточкой справа. И точно такой же дублируется на спине. Похоже, удар кинжалом, да еще и насквозь прошел. А эти шрамы на щиколотках? Кто их зашивал вообще? Выглядит так, как будто кто-то хотел зашить фаршированную курицу.
Ло ощутил, что его понесло, резко поднялся со своего места под деревом и ушел.
Трафальгар вышел из душа. Струи холодной воды снова ненадолго привели его мысли в порядок. Он стоял перед зеркалом, босиком на полу. Только джинсы удосужился на себя натянуть, и то застегивать не стал. Ло внимательно вглядывался в зеркало, подстригая отросшие бакенбарды одолженными у Нико-я ножницами.
Все шло хорошо. Но недолго. Сначала требующая концентрации процедура смогла поглотить его мысли, но потом... Потом что-то вызвало у него такое чувство, как будто ему на спину вылили раскаленного свинца. От выступающего шейного позвонка и до самого копчика, ед¬ва скры¬того по¬ясом прис¬пу¬щен¬ных джинсов. Чей-то взгляд обжигал нестерпимо, отчего руки вздрогнули, и Ло чуть не порезал себе ухо. Когда он обернулся, за спиной никого не было. Дверь в ванную была закрыта.
Ло вел длинными пальцами по грубому длинному шраму. Изучал каждый шов на плечах, предплечьях, спускался пальцами по каждому следу былых приключений на крепких боках, на бедрах, икрах, на щиколотках. Потом он вел ладонями вверх, в обратном направлении, невесомо касался губами рельефного пресса, кончиком языка вел по шраму, пересекающему всю грудь Зоро, от выступающей на бедре тазовой кости и до самого плеча. Кончиками пальцев проводил по его лицу и чувствовал, как на спину опускаются крепкие горячие руки. Чувствовал, как руки Зоро-я скользят по нему, останавливаясь на бедрах. Дыхание дрожало и прерывалось, а руки слегка вздрагивали. Ло укусил Охотника на пиратов за левое плечо, провел щекой по его щеке и выдохнул ему на ухо:
- Зо-ро-я...
Ло проснулся в библиотеке Санни Го, вздрогнув, почувствовав чужое присутствие. В следующую секунду на его изнывающий пах опустилась горячая ладонь:
- Да? - спросил бархатный низкий голос. А еще сверкнул в свете полной луны один глаз.
Трафальгар сглотнул с трудом вмиг пересохшим горлом. Потом потянулся губами к Зоро, еще не до конца уверенный, проснулся он на самом деле или все еще спит.
Трафальгар морщился от яркого света, который светил ему в глаза и не давал спать дальше. Нехотя, он открыл глаза. Он лежал на футоне в "вороньем гнезде" в одной только простыне, накинутой на бедра. Вся его одежда в беспорядке валялась вокруг, только шапка была бережно уложена на стол. Еще к стенке был аккуратно прислонен нодати рядом с тремя катанами. Ло перевел взгляд влево - рядом спал, не думая просыпаться, Зоро-я.
Хирург Смерти закрыл ненадолго глаза ладонью, вспоминая подробности прошедшей ночи. Губы его растянулись в улыбке - не приснилось.
Трафальгар Ло поднялся, завязав простыню на бедрах, и подошел к окну. На горизонте уже виднелся Дресс Роуз. Ло стоял, сложив руки на груди, и наблюдал, как увеличивается по мере приближения пункт их назначения. Хирург размышлял о том, что цель его все ближе, что победить Дофламинго и выжить будет почти нереально. Он обернулся через плечо на спящего мечника, прошелся взглядом по спокойному лицу... Да, выжить будет сложно, но теперь безумно хотелось жить.
Название: Шрамы Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: WTF OPunpopular 2015 Размер: драббл, 765 слов Пейринг/Персонажи: Деллинджер/Дофламинго Категория: слэш Жанр: ангст Рейтинг: R Краткое содержание: Дофламинго считает, что снаружи у него мало шрамов, и Деллинджер готов ему с этим помочь. Примечание: все совершеннолетние и на все согласны Для голосования: #. WTF OPunpopular 2015 - работа "Шрамы" Деллинджер любит битвы — во время боя люди, такие хрупкие и нежные, забывают о своей уязвимости и лезут в самое пекло, ищут способ лишний раз испытать судьбу и рискнуть жизнью. Деллинджер ломает им кости, наносит своими рогами смертельные раны, бросает на землю, как наскучившие истрепанные игрушки, и пронзает каблуками насквозь, пригвождая к земле, заставляя кровь еще сильнее течь из проткнутых тел.
Деллинджер слизывает их кровь с пальцев, размазывает по губам, смакуя металлический привкус, и для него нет ничего вкуснее и слаще.
Деллинджер ненавидит время после битв, когда люди — те, кого нельзя разорвать на куски и напитаться их кровью, его семья — носят на себе марлевые повязки, продолжая еще долго пахнуть болью и удовольствием.
Запах крови не дает больше ни о чем думать, забивается в нос и в рот, застревает комом в горле, не дает укрыться в большом дворце, пропитав каждый угол, каждый коридор, осев жгучим пламенем на губах.
Запах не дает заснуть, тревожит, тянет его за собой, едва уловимый, дразнит обоняние, и однажды Деллинджер не выдерживает — позволяет увести себя по тонкой ниточке туда, где ширится, заполняет рот голодной слюной зудящее предвкушение, отдающее кровью.
Деллинджер останавливается возле покоев Дофламинго.
Слышит встревоженные голоса, замирает, вдыхая резкий волнующий запах — Дофламинго был сильно ранен.
Верго почти вылетает в коридор, выбегает, с треском хлопнув дверью, и Деллинджер думает, что Дофламинго хотел пробить им стену.
Деллинджер не может удержаться, заглядывает внутрь.
Дофламинго сидит, а по его незабинтованной спине медленно течет кровь.
Деллинджер не может отвести взгляд от такого зрелища — перед глазами пляшет и танцует кровавое пламя, и он подходит, как будто во сне, все ближе к обнаженному и незащищенному человеку, и с каждым шагом все меньше в нем остается человеческого и все сильнее хищнические инстинкты.
— Я же сказал, Верго, что мне не нужна помощь и перевязка, — рычит Дофламинго и все же оборачивается. Деллинджер одобрительно скалится: у Дофламинго работают инстинкты, пусть и добычи, а не хищника.
А может, и нет — он смотрит пристально, изучает, а потом кивает и снова отворачивается.
Не уходит и не закрывает свои раны.
— Нравится? — раздается его хрипловатый голос, и Деллинджер урчит, чувствуя, как его зубы удлиняются, заостряясь, и становятся идеально подходящими для разрывания добычи на части.
Дофламинго поводит плечами и расслабляет мышцы. Опускает голову.
— Верго говорит, если не обработать нормально, останутся шрамы.
Деллинджер голодно облизывается и кивает — на тонкой человеческой коже остается слишком много следов.
Он подходит вплотную, касается дрожащей рукой красных капель, растирает между пальцами, подносит к лицу, вдыхает запах и наклоняется, слизывая кровавую дорожку.
Дофламинго вздрагивает — шершавый язык задевает открытую рану — но почему-то терпит.
— Останутся шрамы… — задумчиво повторяет он и смеется: — Оставь мне шрамов, Делли. Ты же можешь.
Деллинджера не надо упрашивать дважды. Не вдаваясь в причины подобного настроения, он вцепляется зубами в растревоженную красную плоть.
Кровь — терпкая, вкусная, течет сильнее, насыщает, дарит силу, и Деллинджер только усилием воли через бесконечно короткое время заставляет себя остановиться.
Дофламинго — не обычный человек. Он не питание, он выше, и Деллинджер не хочет причинить ему непоправимый вред.
Дофламинго встает, кивает ему, как будто ничего не произошло, и наконец уходит, унося с собой заполняющиеся свежей кровью раны, дурманящий запах и отголоски удовольствия.
С тех пор Деллинджер подкарауливает его после каждой битвы. Ждет, надеется урвать кусок, играет в эту опасную игру, и Дофламинго позволяет ему подойти к себе, укусить и оставить еще несколько шрамов. Смотрит потом в зеркало, гладит спину перепачканными в крови пальцами, и Деллинджер знает, что там, где остался красноватый след, он должен в следующий раз вцепиться зубами.
Дофламинго рисует на себе карту, которую Деллинджер заполняет своими силами.
Когда он подставляет спину, — беззащитный, как и любой человек, даже фруктовик — то не знает, не подозревает, как сильно рискует. Деллинджер видит добычу, клыки зудят от навязчивого желания перекусить шею, хрустнуть позвонками, но он терпит.
Кровь — горячая, темная — дрожит на пальцах, острой вспышкой удовольствия тает на языке, и однажды он понимает, что возбужден.
Трется пахом о спину Дофламинго, размазывая красные капли, и до дрожи хочет распотрошить его, как куклу.
Дофламинго ловит его в момент перед прыжком в бездну, тянет к себе, вытаскивает из потемневших от крови штанов его член и дрочит.
На губах расплывается и ширится улыбка — человек вдруг решил, что обладает скрытой силой, превосходством, что нашел способ усмирить его. Деллинджер хочет возразить, но его скручивает оргазм, и он еще какое-то время открывает рот бессильно, как рыба, выброшенная на берег.
В следующий раз Деллинджер притягивает его к себе, целует, ранит мягкие губы зубами — не сильно, но достаточно для того, чтобы ощутить привкус железа. Дофламинго откликается, как будто только этого и ждал.
Деллинджер думает, что Дофламинго готов позволить ему многое, если не все, и он с радостью возьмет то, что ему предложат. В этот момент его пугает лишь одна мысль: когда-нибудь Дофламминго может решить, что у него уже достаточно шрамов.Название: Пунш Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: WTF OPunpopular 2015 Размер: драббл, 620 слов Пейринг/Персонажи: Санджи/Виола Категория: гет Жанр: романс Рейтинг: R Предупреждения: спойлеры: таймлайн Дрессрозы Для голосования: #. WTF OPunpopular 2015 - работа "Пунш" - Нет, - шепчет Санджи, и впервые за столь короткое знакомство Виола слышит в его голосе страх. Она не дает себе времени удивиться, время больше не их прерогатива. Как, впрочем, и удивление. Сюрпризов сегодня с нее было достаточно.
Виола ведет руками по ткани пиджака, разглаживая заломы и неряшливые складки, и Санджи вздрагивает всем телом, мелко и быстро сглатывает несколько раз. Виола поправляет на нем обрывок галстука, касается кончиками пальцев кожи над туго застегнутым теперь воротничком, чувствует белые колкие волоски под самым подбородком. Санджи ловит ее руки, как слепой, облизывает пересохшие губы.
- Нет!
- Вставай, вставай же, хватит мечтать, - бормочет Виола заклинанием, ей кажется, что шутки кончились, что теперь Черная Нога должен прийти в себя. Ей кажется, что спектакль был спектаклем не только для нее. В конце концов, кто еще кого видел насквозь... Он разглядел в убийце пленницу, она увидела в извращенце спасителя.
Санджи тянется к ней, приподнявшись на локтях, светит подбитыми глазами безумно.
- Не надо, леди Виолетта...
- Блажен, кто верует, - Виола подается вперед, касается губами уха, смотрит поверх плеча в тени в углах склада. Их время течет быстрее, чем ей хотелось бы. За ними идут. - Кто ведает - безумен.
- Кто ведает - тот вооружен, - Санджи кивает, пытаясь собраться с мыслями, и мысли, кажется, подводят его или, напротив, приходят с его чувствами к обоюдному согласию. Виола видит в его светло-голубых, почти бледных глазах странный и страшный отблеск пламени. Она вздыхает, неожиданно для себя вздрагивая, ведет руками по пиджаку снова, уже играя, уже без цели, но с умыслом. Тянет розу из тугой петлицы медленно, теребит помятые лепестки. Санджи смотрит так, как будто она его раздевает.
- Роза - цель, - Виола водит бутоном по губам, внимательно следя за лицом Санджи. - В нее целился бы снайпер.
- Не "бы", а "целился", - Санджи улыбается уголком рта, приподнявшись, садится. - Я знал.
- Да, - Виола думает, что им пора бежать, Виола не может перестать смотреть в ничем, казалось бы, не примечательные голубые кукольные глаза. Мысль, пришедшая в голову Виоле, не вяжется со временем и местом, и она даже подозревает, что эта мысль вовсе и не ее.
Они облизывают губы почти синхронно, и Виола шепчет сорванно:
- Покажи мне. Еще раз.
- Не проси, - отвечает Санджи, прикрывая глаза, и Виола почти с восторгом видит, как он краснеет, и тогда прилипшие светлые волосы из челки кажутся совсем белыми. - Бери.
Виола ныряет в его мысли, как в омут. Если бы в омутах был горячий алый пунш.
В мыслях Санджи они даже не трудятся уйти из этого богом забытого склада.
В мыслях Санджи он целует ее живот под задранным до груди платьем, и светлые волосы метут загорелую кожу, щекочут пупок, и хочется притянуть его теснее, прогнуться навстречу касаниям.
Виола слышит чужие далекие шаги краем сознания.
Виола стонет, выгнувшись на подстеленном пиджаке, и чувствует запах крови, впитавшейся в воротничок и подкладку. Санджи смотрит на ее, нависнув сверху, и медленным, вкрадчивым движением слизывает корочку крови с разбитой губы. Его пальцы ведут по ее бедру к резинке белья, щетина на щеке щекочет узкую смуглую лодыжку, вскинутую на плечо.
Виола знает, что им пора. Было пять минут тому назад.
Ее платье лежит на каменном полу ворохом воланов и рюшей, пересыпанных пошлыми лепестками роз. Она впутывает дрожащие пальцы в светлую шевелюру и сжимает, пока не слышит негромкий, но очень искренний вздох, от которого заходится сердце и почему-то хочется пить... Санджи прижимается к ней всем телом и выдыхает в ямку между ключиц, сорвавшись и застонав в голос.
Виола чувствует, как ее обхватывают за плечи горячие руки, и открывает глаза, задыхаясь. Черная Нога смотрит на нее в упор, переводит дыхание, как после бега. Ей кажется, она слышит стук его пульса.
- Нам пора, - они говорят это хором.
И тянутся друг к другу за поцелуем тоже одновременно. Будто оба читают мысли.Название: Слабость на двоих Автор: WTF OPunpopular 2015 Бета: WTF OPunpopular 2015 Размер: драббл, 923 слова Пейринг/Персонажи: Рейли/Шакки Категория: гет Жанр: PWP, романтика Рейтинг: R Для голосования: #. WTF OPunpopular 2015 - работа "Слабость на двоих" Приглушенная темнота пустого бара скрывает движения, скрывает тела, но Шакки это не волнует. Она протирает кружки, стирает с прилавка капельки крови и выметает веником выбитые зубы - посетители были скучными и неудачливыми и они быстро надоели хозяйке. Теперь десяток головорезов лежат в овраге, сброшенные туда ласковой рукой женщины с ласковой улыбкой, и никому в целом мире нет до них дела. Шакки перечёркивает их листовки красным крестом, и чужая кровь впитывается в дешёвую бумагу, перемешиваясь с вкраплениями чернил.
В помещении витает слабый запах вишнёвого табака и крепкого кофе, на матово-чёрной поверхности напитка играют слабые солнечные лучи, и Шакки пьёт их, чувствуя на языке эфемерный мёд. Он растекается по её телу, согревая холодную кровь, и отражается во взгляде - таком же тёмном, как кофе - крупинками золота.
Тёмного короля скрывает непроглядная тьма, но его взгляд прорезает её серебром. Шакки не надо поворачиваться, чтобы знать, чтобы видеть, чтобы слышать, как тяжёлые крупные капли стекают по волосам, впитываются в одежду, заставляя её облегать тело. Шакки понимает эти капли, она тоже любит смотреть на тело любимого мужчины, прослеживать пальчиками крепкие мышцы и старые шрамы. Это её маленькая, приятная для обоих слабость, и Рейли, старый плут, с удовольствием потакает своей женщине. В конце концов, они уже достаточно давно вместе, чтобы называть вещи своими именами, чтобы знать о том, что их души во власти друг друга, и это - самая приятная форма рабства.
Рейли всегда подходит первым, садится за стойку и заказывает зелёный чай, оставляя на стойке две золотые монетки, а потом перехватывает чужие пальцы, обжигаясь от желанного прикосновения, но упрямо сжимая их в своей ладони, чтобы потом, переждав секунды, переплести пальцы Шакки со своими. К вишне, дыму и кофе примешивается запах бергамота, и эта причудливая смесь не бьёт голову, а впитывается в кожу, в кровь, смешиваясь с темнотой и медовым светом, и Рейли чувствует непередаваемое тепло, когда касается губами кожи.
Они сидят, пьют каждый свой напиток и никуда не торопятся, ведь, в конце концов, они уже давно не юнцы, стремящиеся жить. Они играют в свою маленькую игру, и этого достаточно, чтобы ненадолго забыть о камне на сердце и удавке на шее - о ждущих в лучшем мире друзьях.
Время не щадит душу, но к телу оказалось милостиво, и Шакки, устроившаяся на барной стойке, всё также привлекательна для мужчин, как и годы назад. Она улыбается, и Рейли видит, что вызов и азарт сменился тягучим и опасным приглашением, и у него перехватывает дыхание - до сих пор и всегда.
- Мальчишка, - смеётся она, зарывается пальцами в седые волосы, когда крепкие руки подхватывают, когда сквозь одежду, горячую живую плоть и ледяные рёбра слышен горячечный стук сердца. Она смеётся, и Рейли пьёт её смех, пьёт дыхание, чтобы дать в ответ своё.
Их дни и ночи давно лишились спешки и пьяной, выжигающей страсти. Зато появилось время не смотреть, а видеть и любоваться красотой тела и души человека, которого знаешь лучше, чем себя. Шакки не стремится оголять своё тело, зато тело Рейли - вполне, и на ковёр стекает белый плащ. Чуткие требовательные пальцы очерчивают руки, медленно поднимаются вверх и спотыкаются о ткань, заставляя Шакки недовольно нахмуриться, а Рейли - улыбнуться. Его всегда умиляло такое поведении подруги, льстило, и подчиниться её пылающему взгляду всегда было приятно. Ведь в награду за догадливость Шакки дарит ему поцелуй и позволяет обнять в ответ, провести руками вдоль тела и остановиться на бёдрах, ощущая всем своим существом, какая она маленькая и хрупкая по сравнению с ним.
Они стоят слишком близко друг к другу, это мешает обзору и исследованию, но Шакки не отстраняется, не хмурится - она тоже любит такие минуты, любит чувствовать надёжность своего избранника, его силу и его слабость - любовь к ней. И она дарит свои обещания в ответ: ждать и терпеть несмотря на причуды и осточертевший холод фляжки на поясе. Шакки улыбается в поцелуй, оглаживает широкие плечи и чуть выгибается, позволяя избавить себя от рубашки. Пурпурный шёлк оказывается внизу, уютно устраиваясь в белых объятиях, и Рейли ласкает губами оголившуюся, не скрытую тканью белья грудь, чувствуя зарождающийся трепет и в несколько движений расправляясь с брюками, прячущими от него сильные стройные ноги. Шакки переступает небрежно, выпутывая ноги из брючин, чтобы через мгновение обхватить ими бедра своего мужчины - Рейли почему-то обожает её носить на руках, особенно такую - полуобнаженную и пылающую неприкрытой чувственностью.
Их поцелуи неспешны, в ласках нет ничего дикого и первозданного - им нет смысла торопить события, нет смысла приближать очередное расставание, которое неизвестно на сколько затянется. Шакки чувствует коленями холод постельного белья, тогда как шею клеймят горячими поцелуями, и к этому нельзя привыкнуть. Нельзя привыкнуть к небу, к огню, к звёздам - они всегда будут вдохновлять и поражать; также нельзя привыкнуть и к любви, и у любовников перехватывает дыхание от всколыхнувшейся запредельной нежности друг к другу. Она подталкивает к сентиментальности, и Шакки довольно жмурится от слов любви, сказанных на ушко, как самый страшный секрет. Шакки никогда не отвечает на признания. Она прижимает к губам серебро волос и смотрит, и в этом взгляде всё видно без лишних слов, поэтому нет смысла произносить их в слух.
Их любовь основана на доверии, поэтому не страшно отдать свои чувства, отдать себя, повиноваться чужим рукам. Они знают все маленькие тайны друг друга, и это делает их ночи особенными, наполненными тихими стонами, дыханием, разделённым на двоих и чувствами, безвольно выплеснутыми на партнёра, когда нет сил терпеть и продолжать.
Шакки никогда не говорит слова любви. Она выводит их прикосновениями, когда уставшая и довольная лежит на чужой груди, вслушиваясь в мерный стук угомонившегося сердца. На коже не остаётся ни единой видимой чёрточки, но Рейли это и не нужно, он чувствует, и этого достаточно.
- Я тоже, - шепчет он, касаясь губами растрёпанных чёрных волос, и его шёпот становится естественным продолжением ночи.
За окном, пробиваясь сквозь плотные шторы, делятся своим серебром лунные лучи. |
