Моб.

[Солнце Нового Мира]

Я успела написать фик *О* Вообще я хотела его ещё прошлой зимой, но руки не дошли, а сейчас такой славный повод...
В общем, тема №13 - "страшное кино".

Три ночи
Автор: Солнце нового мира
Фэндом: One Piece
Пейринг/Персонажи: Усопп, Перона, Михоук, Хогбак
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Ужасы, АУ (условное русское пространство), мистика
Размер: Миди? (5070 слов)
Описание: Но тишина была мертвая. Гроб стоял неподвижно. Свечи лили целый потоп света. Страшна освещенная церковь ночью, с мертвым телом и без души людей! (с) Николай Васильевич Гоголь

Примечания: АУ по Вию, книге и фильму соответственно.

«Вы совершаете страшную ошибку!»
Усопп вцепился в руку Хогбака клещом, но не наткнулся ни на сочувствие, ни хотя бы понимание. Его волокли, как мешок с опавшими листьями, периодически пиная, если ноги совершенно случайно – ну правда же! – цеплялись за неровности и корни деревьев. Над головой раскинулся лес, ветки угрожающе шелестели, а уханье сов только усиливало атмосферу безысходности. Усопп надеялся, что то был обман зрения, но над церковью, куда его тащили, кружила целая стая воронов: они каркали, драли друг друга когтями и роняли окровавленные перья. Близко к церкви вооружённая до зубов вилами и ножами толпа подходить не рискнула, Усоппа тянул дальше один помощник старосты – человек, показавшийся на первый взгляд вполне (или почти) адекватным.
Собираясь на экскурсию по безлюдным и оттого интересным местам, будущий художник и подумать не мог, что автобус вместе со всей группой и водителем забудет его после одной из остановок. Усопп долго кричал и махал руками, затем сидел на пеньке и проклинал не вовремя взбунтовавший желудок, но никто за ним так и не вернулся. В рюкзаке, каким-то чудом (или наитием) не оставленном в салоне, нашёлся бутерброд недельной давности, наполовину пустая бутылка воды – Усопп был пессимистом – блокнот и набор цветных мелков для рисования. С тяжёлым сердцем и пустым желудком отправился он обратно, решив, что лучше вернуться в ближайший посёлок городского типа или наткнуться на местного, чем забираться в ещё большую глушь.
─ Вот не повезло-то!
И как бы Усопп не жалел бедного себя, света в конце туннеля не появлялось. Ветки хрустели под ногами, иней покрывал жёлтый мох, а шляпки поганок белели сквозь опавшие листья как обглоданные зверями человеческие кости. Завывал ветер, пугая до дрожи, его ледяные порывы мало того, что заморозили Усоппу нос, так ещё и будоражили живую фантазию. Постоянно казалось, что сзади кто-то идёт, следует беззвучной тенью, а стоит остановиться, как этот кто-то обязательно тронет за плечо, задышит прерывисто и шепнёт на ухо…
─ Эй, парень, ты чегой-то тут бродишь на ночь глядя?
─ Я-я-я…
─ Заело тебя? ─ сочувственно спросил грузный мужчина с плешивой головой и крючковатым носом. ─ Ничего, бывает. Кто таков будешь? Провожу-ка я тебя до села, заплутал, видно сразу.
─ Д-да, я заблудился, ─ пролепетал Усопп, мысленно благодаря всех известных богов за такую удачу. ─ А в селе случайно нет телефона? Мне бы домой позвонить.
Мобильник, как назло, связь упорно не ловил ─ в такой глуши не ставят вышки приличные компании. Дисплей ровно отсвечивал голубым цветом, показывая минимальный уровень заряда и отсутствие хоть какого-нибудь сигнала.
─ Откуда, сынок? ─ нехорошо рассмеялся мужик. ─ Только если старый, с кнопками. Попробуешь, когда доберёмся. Не отставай!
Усопп ощущал смутную тревогу, но выбора-то у него не было. Оставаться одному в лесу то ещё приключение! За осторожность и перестраховку Усоппа за глаза и в лицо называли трусом, а любовь к прикрасам делала его ещё и лгуном. Это обижало, но что поделать, если люди видят только то, что хотят видеть. Переубеждать их глупо, а перестраховываться Усопп не переставал никогда. Вот и теперь он нервно оглянулся назад: деревья словно смыкались за спиной, уходя бесконечным частоколом, как кресты, в серую хмарь. Пометить путь нечем, но незаметно достать мелок и нарисовать крестик на древесной коре – дело пары секунд, незнакомый мужик даже не заметил. Он увлечённо трепался про свою деревню, рассказывал последние и самые интересные, как ему казалось, новости. Сколько свиней уродилось, всех ли девок попортили и, главное, кто убил дочку старосты. Её, как утверждал Хогбак, любили все от мала до велика. Не девица, ангел небесный! И богатая невеста, между прочим.
─ Проще жениться было, а потом убивать, ─ рассудительно заметил Усопп и получил от Хогбака уважительный, но уж больно пронзительный взгляд.
─ Вчера ночью девка померла, горе-то какое, ─ пустил слезу он. ─ Староста безутешен, единственная кровиночка. Всё ищут, кто отпевать её будет, у нас священник пьяница, давно даже «Отче наш» забыл.
─ Плохо, конечно… ─ невпопад ответил Усопп. Молитвы ему в детстве читала мама, но память насилию не поддавалась и не желала выдавать ни строчки, как партизан на допросе.
Дальше они шли в гробовом молчании. Вдалеке выли собаки, протяжно так, тоскливо, словно и не собаки это вовсе, а волки.
─ Эй, а волки у вас водятся?
─ Как же, есть, ─ гордо ответил Хогбак. В свете Луны его кожа казалась серой и ссохшейся, как старая бумага. Усоппа передёрнуло от омерзения, когда он заметил огромную чёрную бородавку на подбородке мужчины. Похожая на жука или клеща, она блестела и шевелилась, стоило Хогбаку открыть рот. ─ У нас леса дремучие и глухие, нетронутая природа, экология. Хотят в следующем году агрогородок сделать, да не знаю, согласятся ли люди переезжать, привыкли все, лет сто уж на одном месте живём.
─ А-а-а…
Глубокомысленно вставляя нужные междометия в паузы между репликами, Усопп добился полного взаимопонимания с мужиком, помощником старосты, как он понял с его же слов. Пришли неожиданно быстро, но уже стемнеть успело ─ дальше носа не видно ничего. Ворота на входе в деревню давно не смазывались, скрипели жутко. Грязь скользила под ногами, хотя в лесу земля была твёрдой и мёрзлой. Ночь стояла тихая, в домах не горел свет. Хогбак уверенно вёл своего спутника сперва по главной улице, а затем по тропинкам меж домов. На отшибе виднелась маковка церкви, неприятно зловещая и запущенная. Усоппу не хотелось бы туда заходить ни за какие деньги.
─ Входи, не бойся, ─ мило улыбнулся Хогбак, и на мгновение почудилось-привиделось, что у него вместо нормальных зубов клыки размером с палец. Усопп ущипнул себя за руку и устроился на ещё тёплой печке. Хогбак чем-то шуршал в соседней комнате, но злобствовать, хохотать и обращаться летучей мышью даже не думал. От усталости веки сами закрылись, погрузив мир в полумрак. Вскоре Усопп заснул, замотавшись в тонкое одеяло, как в кокон.
И хоть снилось ему какое-то мракобесие – голые девицы, поросячьи хвосты, полёты на метле и целые вёдра водки, он отлично себя чувствовал на утро: отдохнувшим и полным сил. Ледяная вода прямо из колодца окончательно привела в чувство и расставила по местам события вчерашнего дня. Усопп проверил – телефон приказал долго жить, зато по улице уже ходили люди, занимаясь повседневными делами. Хогбака дома не было. В печке стоял горшок с горячим, сытным варевом – накинулся на него Усопп жадно, будто десять лет не ел. Только набив живот, он достал из рюкзака блокнот и принялся делать наброски, всё, что в голову приходило. Огрызок карандаша то и дело соскальзывал, но получалось вроде неплохо.
Когда вид из окна с курицами, свиньями и огромной женщиной, что несла коромысло, остался навечно на бумаге, Усопп потянулся и соизволил сползти с лавки. Одновременно с этим в дверь поскрёбся – иного слова не подберёшь – Хогбак.
─ Спасибо за еду! ─ спохватился Усопп, ведь не поблагодарил толком за радушие, не до того было. ─ И что в дом пустили. Я б на холоде в лесу околел точно.
─ Ну так да, ночью в лесу опасно, ─ усмехнулся Хогбак. Никаких клыков у него, разумеется, не было. Обычные зубы, кривые и желтоватые. ─ Пойдём, со старостой увидеться нужно, таков обычай. И телефон этот твой тоже у него, один на всю деревню. Двух зайцев одним выстрелом убьёшь, хехе.
Жители косились на Усоппа без злобы, скорее любопытно. С таким оттенком: ишь, городской, в джинсах, кудрявый, да ещё и не русский поди! Кто-то из женщин вздыхал и сетовал, какой Усопп «ху-у-уденький» да «недокормленный». Но камни вслед не бросали и вели себя адекватно. Аж коленки трястись перестали, всё-таки деревня почти в отрыве от цивилизации, мало ли какие дикие нравы и обычаи могут тут быть. Усоппу вспомнилась преподавательница по артефактологии, женщина с мрачным и специфическим юмором. Она бы точно сказала, что все эти милые люди ждут, когда Усопп потеряет бдительность, чтобы поймать его и съесть. Нет, глупости какие! Единственное, что угнетало и тревожило – разговоры про умершую дочь старосты. Вряд ли безутешный отец будет рад встречать гостей.
К счастью, опасения оказались напрасными. Невысокий мужчина, щеголеватый на вид и даже интеллигентный (Усопп тихонько постучал по столешнице, чтобы не сглазить), глядел пусть жутковато, но не ругался, не приказал выкинуть столичного мальчишку вон, а встретил вежливо-холодно, предложил вина, а когда Усопп отказался, то свежевыжатого яблочного сока.
─ Звони, конечно, ─ сказал он, щуря необычайно яркие глаза, выразительные из-за густых угольно-чёрных ресниц. Усопп всегда думал, что такие только у женщин бывают. ─ Правда, я уже лет пять его не трогал, не знаю, работает ли.
Телефон работал, но шипел страшно и помехи выдавал через каждое слово. Кое-как Усопп смог объяснить администратору гостиницы (номер предусмотрительно записал в блокнот), куда должны были заселить всю группу, что потерялся и очень хочет вернуться к остальным. Водитель автобуса неохотно согласился приехать, но заявил, что быстро не обещает – дороги, мол, ночью дождём размыло. Усопп не помнил шума дождя, но решил, что им там виднее.
─ Спасибо, вы мне просто жизнь спасли!
Лицо старосты неуловимо помрачнело. Он нахмурился, а Усопп запоздало вспомнил, что у человека, вообще-то, горе.
─ Я могу вам чем-нибудь отплатить? ─ осторожно поинтересовался он. ─ Крышу починить или крыльцо, я умею.
─ Нет, для физической работы у нас есть люди, ─ отказался Михоук, так его представил Хогбак. ─ Разве что… Впрочем, нет, забудь. Это наша беда, мы сами справимся.
Холодок пробежал вдоль позвоночника вверх и поселился почему-то в глазах. Они заболели и начали ныть, словно их давили пальцами изнутри. Усопп моргнул, смахивая выступившие слёзы, и тихо уточнил:
─ Эта беда связана с вашей дочкой?
Хогбак всплеснул руками и влез вперёд старосты, стал причитать и заламывать пальцы. Из его охов и ахов Усопп понял, что по местным обычаям по убитой обязательно нужно отпеть три ночи молитвы, иначе не будет её душа знать покоя. В принципе, логично, согласился Усопп, вспоминая всё, что когда-либо читал о религии и всякой чертовщине. Не отпетых людей и самоубийц даже на освещённом кладбище не хоронили. И кол осиновый им в грудь вбивали.
─ И чем я-то помогу? ─ удивился и взглянул на молчавшего всё это время Михоука. ─ Молитв не помню, не священник, разве что портрет нарисовать могу, да зачем он вам?
─ Но человек ты хороший, ─ не то похвалил, не то пригрозил вдруг староста. ─ Не станешь отказываться от своего слова. Не надо молитв, ─ сказал он с заминкой, ─ просто посиди у гроба, подумай что-нибудь светлое. Ты не знал моей дочери, зла о ней, как многие, думать не будешь.
─ Так она же… это… Как ангел, ─ вяло попытался уклониться от сомнительной чести Усопп, ища в Хогбаке поддержки. ─ Вы мне сами говорили! Кто о ней что плохое думает?
─ Думают, ─ отрезал Михоук, а Хогбак, мерзко ухмыльнувшись, сделал вид, будто намёков и молящих взглядов не понимает. ─ По деревне давно слухи ходят, будто дочь моя ─ ведьма.
─ Что за чушь! ─ скривился Усопп. ─ Ведьм не бывает.
─ Ты это им скажи, ─ вздохнул староста и вдруг как будто постарел лет на десять. У него взгляд стал уставший и пыльный, а в чёрных прилизанных волосах Усопп заметил редкие седые волоски. ─ Знай, я ни к чему тебя не принуждаю. Но буду рад, если ты поможешь.
Что-то тёмное сгустилось по углам хорошо освещённой комнаты, что-то мрачное и злое, какая-то неведомая сила. Усопп чувствовал её кожей, и знал, что если откажется, то его моментально сожрут, вывернут наизнанку. И дело не в гнусном хихиканье Хогбака или пронизывающем до костей взгляде Михоука, нет.
Что-то было не так в этой деревне.
Всегда.
─ Мне придётся сидеть церкви? ─ обречённо спросил Усопп. Протянул руку старосте и отметил, что пальцы безутешного отца совершенно не дрожали, в отличие от его собственных.
─ Всего одну ночь.

…Вечером, когда нервы были натянуты до предела – это вам не шутки, провести целую ночь наедине с трупом в старой церкви! – ожил телефон. Администратор гостиницы очень извинялся и просил передать, что у автобуса сломался двигатель. Водитель, как водится, матерится, чинит и снова матерится, а готово всё будет… Ну да, дня через два-три.
«Заберите меня отсюда!!!» хотел крикнуть Усопп в мокрую от пота трубку, но лишь угукнул и на деревянных ногах вышел из дома Михоука. В лицо ударил промозглый ветер, холодало. Звёзд на небе мигала тысяча и Луна чуть ни не над самой церковью висела, как огромный глаз. «Ага, а я – хоббит, который несёт кольцо всевластия в Мордор», ─ одёрнул себя Усопп и постарался успокоиться. Просто совпадение. Дороги отвратительные, автобус старый, ему же не повезло. Хотя, как знать, вдруг в гостинице клопы и дует из окна? Тут же горячая еда, люди приветливые и печка тёплая. И даже баня есть!
─ Я пошёл! ─ храбрясь, объявил Усопп и оглянулся на Михоука раз пять в надежде, что тот передумает.
─ Мою дочь зовут Перона, ─ сказал он только, и голосу его вторил шелест пожухлых листьев.
Старая полуразвалившаяся лестница не внушала оптимизма. Церковь с выбитыми окнами и каменными ангелами, увитыми чертополохом и плющом, тоже. Подошвы кроссовок хрустели чем-то, может, мусором, нанесённым ветром, а может, тонкими мышиными костями ─ сюда их наверняка должны были таскать кошки. Дверь с трудом поддалась, медленно со скрипом открылась. Внутри уже всё подготовили заранее: место для службы священника, со страху Усопп забыл, как оно называется, свечи везде, даже книжку с молитвами положили, добрые какие. Стараясь не смотреть пока на открытый гроб, Усопп нервно обшарил карманы: перед выходом набил всякой всячиной вроде мелков, разряженного телефона и огрызка карандаша. Знакомые вещи успокаивали.
Лепестки свечей отбрасывали длинные тени на пол и стены. Святые на иконах глядели мрачно и угрюмо, словно недовольные тем, что их покой потревожили. Возле невысокой тумбы вроде университетской кафедры Усопп остановился, повертел потрёпанную книжку. Молитвы были написаны на старом языке, ещё «ъ» в середине и на конце многих слов остался. Лингвистически подкованная Нами называла это редукцией, более практичный Зоро ─ никому не нужной фигнёй. Мысли о друзьях отвлекали и внушали чувство, что всё обязательно будет хорошо. А как же иначе! И коленки дрожат совсем не от страха, и аура у этого места не жуткая совсем.
─ Мне совсем не страшно, я не болен недугом «не-могу-посмотреть-на-труп», не болен…
Девушка в гробу лежала совсем как живая. Красивое точёное лицо, ресницы густые – вся в отца! – брови полумесяцем и губы, чуть подведённые красным, как рубины горели. Роскошные русые волосы казались розовыми из-за освещения, они блестели и струились по обнажённым плечам. Тугой корсет поддерживал небольшую, но приятную на вид грудь. Девушка казалась спящей. Заснула на минуточку ─ всё, уже за мёртвую приняли! И платье у неё изысканное, по фигуре сшитое, даже не скажешь, что в глуши жила. Как принцессу одели. Усопп с жалостью подумал, что умереть такой тонкой, почти прозрачной и от того ещё более прелестной ─ обидно донельзя. Он поразился тому, какой свежестью дышала девушка, как естественно лежали её руки и голова.
─ Нарисовать бы тебя, ─ непонятно зачем вздохнул Усопп и вздрогнул от чужеродности собственного голоса, отражённого древними сводами церкви. ─ Правда как живая. Только не дышишь.
Он ещё раз вздохнул, покосился на книжку и сел у кафедры прямо на пол, больше-то некуда. С такого ракурса Перону не видно совсем, спокойнее намного. И думать о ней как о живом человеке приятно. Интересно, какой она была при жизни? Наверняка капризной и властной, всё-таки дочка старосты! Живи она в городе, точно искала себе богатого мужа и меняла наряды каждый день. Усопп даже развеселился, представив себе того же Зоро, таскающего за Пероной пакеты с покупками, а она, уперев руки в боки, отчитывала бы его за нерасторопность и постоянное ворчание. Что за уморительное зрелище!
Так прошло полчаса. Усопп достал блокнот и огрызок карандаша ─ рисовать хотелось страшно. По памяти он набросал овал лица, круглые глаза и густые ресницы, пышные и длинные. Маленький рот бантиком, небольшой нос и розовые ушки с чудными серьгами в них. Волосы получились лучше всего, волнистые и пышные, они сами ложились завитками на лист бумаги и текли прихотливо, изгибаясь локонами то в одну, то в другую сторону. Тяжело, наверное, за такими ухаживать и расчёсывать. Усопп пососал кончик карандаша, вскинул голову, подумывая над тем, не взглянуть ли на Перону ещё разок ─ уж больно хороша, пусть и мёртвая! ─ но вместо этого онемел и оглох, превратился в сгусток страха.
Девушка сидела, облокотившись на стенку гроба руками, водила пальчиком по лакированной поверхности и нежно улыбалась.
─ Я тебя вижу, ─ мурлыкнула она, и от её голоса Усоппа тряхнуло от макушки до самых пальцев. ─ Дашь посмотреть рисунок?
Она начала медленно вставать: аккуратно придерживала оборки платья, перекидывала через стенку гроба сперва одну ногу, зачем вторую, замерла на краешке, балансируя, как акробатка или прыгунья в цирке, и кокетливо откинула с плеч назад, за спину, роскошные волосы.
─ Н-н-не… ─ язык заплетался и не поворачивался, даже когда Усопп прикусил его до крови и чуть не сплюнул розовую слюну на пол.
─ Не дашь? ─ склонила голову на бок мёртвая девушка, как птичка. ─ Тогда я заберу сама.
И она взмыла к потолку, легко оттолкнувшись от гроба ногами.
Усопп не мог издать ни звука, так свело челюсть и скрутило связки, словно кто-то сжал ледяными пальцами его горло. Руки тряслись в припадке неконтролируемого ужаса. Он скрючился возле кафедры, сбил локтем одну из свечей, и та потухла, залив восковыми слезами подгнившие доски. Что делать? Куда бежать? Бежать некуда ─ ведьма (всамделишная!) под потолком кружила, жутко смеялась и манила к себе бледными, как молоко, руками. Усопп вжал голову в плечи, тихонько заскулил и вдруг почувствовал, как в кармане его что-то кольнуло. С трудом вытащил, поднёс к глазам и едва не лишился чувств от облегчения. Обычный жёлтый мелок, таким дети классики на асфальте чертят, теперь он казался если не спасением, то отчаянной попыткой выбраться из церкви живым. Перона особенно гадостно хихикнула и пригрозила, что свернёт ему шею, если глупый мальчишка вздумает круги рисовать. Тем сильнее она убедила несчастного, что круг, как в ужастиках ─ это единственный шанс.
… Мелок крошился и выскальзывал из мокрых пальцев. Пот заливал глаза и собирался крупными каплями на кончике носа, но не было ни мгновения, чтобы перевести дух и взглянуть наверх. Смех Пероны ввинчивался в уши, уничтожал остатки самообладания. Круг ─ кривой и косой ─ выделялся на тёмной древесине, почти светился, а Усоппа трясло и лихорадило. Он обнял себя руками и только тогда решился оторвать взгляд от жалкого кусочка мела.
Дочка старосты стояла на самой границе круга и слепо шарила перед собой, не в силах переступить невидимый барьер. Она скалила мелкие острые белые зубы, как у ласки или хорька, шипела и вертелась на месте, шурша подолом платья и задевая свечи… Церковь погрузилась во мрак, потолок опустился, а со стен смотрели святые и плакали кровавыми слезами. Перона визжала, колотила кулаками по воздуху в бессильной злобе и выкрикивала проклятия. Обещала поймать художника и выпотрошить его, оторвать нос и накормить его же волосами. И так нелепы были её угрозы, так дико искажённое гримасой злобы лицо, так стремительно металась она по церкви подобно летучей мыши, которую спугнули ярким светом, что Усопп застыл, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Он позабыл про книжку с молитвами, которые всё равно не сумел бы прочитать; он беззвучно плакал от жалости к себе и невообразимого ужаса, превратившего внутренности в дряблые куски плоти. Он желал со всей страстью, чтобы скорее наступил рассвет, а ещё почему-то наполнился странным сочувствием к молодой ведьме, этой пугающей девушке с розовыми волосами.
─ Всё равно найду, ─ процедила Перона, топнула ножкой и одним прыжком вернулась в гроб. Крышка с лязгом захлопнулось, темнота забилась в свои углы и свечи разом загорелись, словно и не хлестал их ветер, поднятый разъярённой девушкой.
Вдалеке трижды прокричал петух.
«Надо валить отсюда!» ─ билось в голове Усоппа, когда он буквально выполз из церкви, шуганулся чёрной кошки и кинулся прочь, куда глаза глядят. Был пятый час, тихо кругом, славно, туман молочный стелился под ногами ласковым псом, деревня только-только просыпалась, чтобы начать новый день, полный забот и трудов. Плевать уже на автобус, думал Усопп, меся подсохшую грязь кроссовками, лишь бы подальше успеть сбежать! Пешком дойти можно. Он выскользнул за ворота, убедился, что никто не видел его и не слышал, и побежал что есть силы прочь, не оглядываясь назад.
На перекрёстке он замер, внимательно осмотрел ближайшие деревья и нашёл-таки оставленный мелком крестик-пометку. Отлично, значит скоро и пень будет, где сидел и ждал ушедший из-под носа автобус, и дорога нормальная, и, быть может, его не станут искать в деревне… Так, вздрагивая от каждого шороха, брёл Усопп вперёд, не уверенный до конца, верно ли движется, долго ли идти и что ждёт его за следующим поворотом. Туман не рассеивался, наоборот, становился густым, почти зловещим. Маленькие лужи прихватило корочкой льда.
В лесу хрустнула ветка. Усопп отшатнулся, шлёпнулся на пятую точку и затрясся, как лист на ветру или осуждённый перед казнью. Как-то само собой всплыло: тут водятся волки. Настоящие, живые волки, очень голодные и от того, наверное, злые. Редко к ним еда приходит на своих двоих. Мелком и кругом от них не отмашешься.
На мгновение показалось, что во льду отразилась Перона ─ с милой улыбочкой, платьем, оборками, густыми ресницами и молочными пальцами ─ и тут же пропала, когда на дорогу вышли волки. Трое их было, огромных, тощих. На боках шерсть свалялась, хвосты облезлые, зато клыки диво как хороши ─ каждый размером с руку Усоппа, если не больше.
─ А-а-а-а!
Заорал он и закрыл глаза. Только задом полз назад, вслепую, чувствуя, как джинсы рвутся и цепляются за камни.
─ Вот ты где, ─ рычание стихло, будто его выключили, нажав на кнопку. Сквозь пальцы Усопп глянул перед собой и обомлел ─ нет никаких волков, лишь туман клубился и напоминал косматых зверей, не то собак, не то медведей. А голос принадлежал Хогбаку, который легко схватил Усоппа за шкирку, как котёнка, и поставил на ноги. Преувеличенно заботливо отряхнул ветки и листья, покрутил, проверил, значит, целый ли и заботливо засюсюкал: ─ Мы тебя обыскались, думали, что убился ты! Или черти тебя утащили, хехе.
─ Идите вы… сами… знаете куда?! ─ не выдержал Усопп и скинул лапищу Хогбака со своего плеча. ─ Не вернусь я в вашу деревню и в церковь тоже! Сами у гроба сидите, если вам надо, а я туда ни ногой!
─ Да-а? ─ как будто с интересом переспросил Хогбак. В его голосе отчётливо зазвучал металл. ─ Так что, ты тоже думаешь, что дочка старостина ─ ведьма?
«Ведьмистие не бывает!»
Но сказать в ответ Усопп почему-то ничего не смог. Ему словно кто-то губы клеем друг к дружке приклеил, если отдирать, то с мясом. Он мычал, пытался просунуть пальцы между губ, поцарапал себе всё лицо, однако ни словечка выдавить не получилось. Усопп вытаращился на Хогбака в ужасе, а тот расплылся в глумливой улыбочке и отчеканил:
─ То-то же.

«Вы совершаете страшную ошибку!»
Его закинули в церковь, заперли снаружи дверь на неподъёмный засов и пообещали вернуться утром. Усопп свернулся калачиком на полу, прижал колени к груди и тихо заплакал. Ему никогда не было так страшно, так безвыходно и стыло, никогда так сильно не хотелось услышать словечко поддержки от друзей и знакомых.
«Ты ж мужик», наверняка сказал бы Зоро, недовольно нахмурившись. Он бы удивился, увидишь Усоппа в столь жалком состоянии.
«Всегда есть выход! ─ подмигнула бы Нами, плутовка и мошенница. На все случаи жизни у неё был запасной план, для всех дверей ─ ключи и отмычки. ─ Не падай духом!»
«Что за глупость, ─ выдохнул бы ему в лицо дым Санджи. ─ Бояться прекрасную леди, пусть и немного мёртвую».
Смерть не красит людей и не делает их добрее. Перед смертью все равны: и леди, и сильные мужчины, и коварные воровки, и трусливые художники. Усопп вспомнил бессильную злобу Пероны, её проклятья и обещания, и у него больно заныло сердце. Другого выхода не было, кроме как пережить ещё две ночи. Всего две ─ убеждал он себя, рисуя круг уже синим мелком. Всего несколько часов в компании мертвеца, который желает тебя прикончить. Это лучше, чем толпа безумных крестьян с вилами, верно?
Перона мирно лежала в гробу, тихая, прозрачная, по-прежнему невероятно прекрасная.
Невозвратно мёртвая.
Усопп очертил круг вокруг кафедры, прижал к груди мелок и блокнот ─ там появились волки, скалящийся Хогбак и церковь с вороньём над маковкой ─ и начал вспоминать слова молитвы, что когда-то читала ему мама.
─ Неправильно, ─ рассмеялась Перона, снова сев в гробу незаметно и быстро. ─ Я не вижу тебя, но отлично слышу. Дурачок. Ты будешь моим. Будешь вечно рисовать мои портреты.
Она вспорхнула из гроба, закружилась в безумном танце. Ветер заметался по церкви, задул свечи, перелистнул страницы забытого молитвенника. На зов ведьмы повылезали из углов черти и бесы, заскреблись по стенам невидимые когти, завыли над головой на сотни голосов не то трубы, не то волки, не то вся сила нечистая, о которой нормальные люди лишь фильмы смотрят и книги читают, а не сталкиваются с нею наяву.
─ Не вижу тебя! ─ злилась Перона, швыряла чертей, била их ногами и заламывала молочные руки, словно спрашивала у небес, за что ей такое наказание. ─ Не вижу-у-у!
Страшный визг поднялся в церкви. Усопп вцепился в кафедру, вжался в неё и закрыл глаза, не в силах смотреть на то, как совсем рядом бродила ведьма, зная, что он-то тут, рядом, в нескольких шагах! Нужно всего лишь стереть границу и увидеть. А затем ─ схватить, разорвать, сделать своей игрушкой на целую вечность.
─ Ненавижу тебя, ─ всхлипнула вдруг Перона и одним взмахом руки уничтожила всех бесов. В гроб вскочила и принялась биться им в стены, колотить иконы и остатками свечей кидаться в разные стороны. ─ Всех ненавижу! Тех, кто убил меня! Будьте вы прокляты!
Полуживой Усопп вскинулся и, не слыша больше свиста ветра в ушах, прокричал:
─ Эй! ─ ведьма вновь застыла у самой границы, личико её исказилось от боли и обиды. ─ Кто тебя убил? Я же могу помочь!
─ А ты из круга выйди, ─ кокетливо хлопнула ресницами Перона. Её глаза сверкнули бесовским огнём. ─ Тогда скажу.
─ Нет уж, ищи дурака!
─ Тебе же хуже, ─ прошипела Перона, и Усоппа захлестнула волна невыразимого ужаса. Ему стало ясно, как день, что живым он из этой деревни не выйдет. ─ До третьей ночи!
Всё стихло с криком петуха.
Усоппа вынесли из церкви бесчувственного и седого.

Когда раздался гудок автобуса, Хогбак чертыхнулся и осторожно выглянул в окно. Водитель вместе с куратором группы студентов разговаривали со старостой, спрашивали, скорее всего, где их подопечный. Выпускать мальчишку из деревни равносильно смертному приговору, но и удержать его насильно уже не получится. Хогбак нахмурился, закусил губу. Ему стоило больших усилий убедить Михоука согласиться на такое, и уж тем более возвращать Усоппа силой ─ это пришлось делать на свой страх и риск. Хогбак запер мальчишку без дозволения старосты и подозревал, что за такое его по голове не погладят.
«Ещё бы чуть-чуть!»
У мальчишки виски словно присыпали мелом, так перепугался, бедолага. Хогбак брезгливо поморщился, вспоминая, как вырывалась и визжала Перона, когда её душили. Один он бы не справился, пришлось звать верных помощников, да только не все следы успели спрятать, не до конца дело довели. Теперь мстить будет девка, что при жизни странной была, любимицей папиной, а после смерти и вовсе ведьмой стала. Церковь ходуном ходит вторую ночь, что же будет на третью?.. Думать об этом было страшно, Хогбак старался гнать неприятные мысли прочь и воскрешал в себе злобу на Перону. Всего-то ей нужно было тихо-мирно помереть и дать забрать свои денежки, так нет же, устраивай теперь языческий нелепый ритуал, подставляйся, марайся в грязи!
Тьфу!
Хогбак задел ногой табурет, на котором лежал рюкзак Усоппа. Вещи высыпались и со стуком упали на пол. Мусор: клочки бумаги, карандаши, мелки, севший телефон… Ничего ценного или хотя бы полезного. Небрежно скинув всё это обратно, Хогбак отряхнул руки и снова выглянул в окно. Идут, идут! Он не видел, что потрёпанный блокнот со следами воска на жёлтых листах остался лежать под кроватью.
─ Усопп! ─ в дом вбежала рыжая девица, от которой Хогбак отшатнулся, как чёрт от ладана. Процедил сквозь зубы приветствие и скрылся на своей половине, внимательно слушая, как рыжая уговаривает друга очнуться, тормошит его и даже одаривает оплеухами. Следом вошёл куратор группы и ещё два парня. Вместе они отнесли Усоппа в автобус, забрали его рюкзак и, поблагодарив старосту за помощь, убрались прочь ─ будто и не было их.
─ Что ты сказал им? ─ угодливо спросил Хогбак, когда осела пыль, поднятая автобусом.
─ На мальчика ночью напали волки, ─ безжизненным голосом отозвался Михоук. Хогбак боялся, что он догадается обо всём, но безутешный отец, кажется, всё дальше уходил от реального мира. ─ Еле его спасли. Седину списали именно на это.
─ Славно-славно! Хехе…
─ Не вижу поводов для радости, ─ поморщился Михоук и вошёл в дом. Возле кровати, где лежал Усопп, он остановился и окинул её пока что смутным, но уже цепким взглядом. Подчинившись какому-то наитию или шепотку внутреннего голоса, он наклонился, приподнял простыню и двумя пальцами взял блокнот. Жёлтые страницы сменялись медленно, над каждым рисунком мужчина словно медитировал, разглядывал все детали, касался подушечками пальцев стремительных линий и хитро закрученных завитушек. Его взгляд постепенно прояснился, лицо разгладилось, а губы наоборот сурово поджались. Хогбак замер в дверях, не зная, что делать – бежать или объясняться, и тогда Михоук ледяным тоном сказал:
─ А теперь, будь добр, ─ уже от этого Хогбака пробило дрожью, как сквозняком по мокрой спине. ─ Объясни мне, почему этот мальчик нарисовал мою дочь живой.

Над Усоппом тряслись третий день. Таскали чаи, морсы и супы. Навещали. Звонили. Санджи даже соизволил приготовить его любимые пирожки, за что получил море слёз и благодарностей. Друзья ─ это самое важное, самое чудесное!.. С ними хоть в огонь и воду, даже в Ад можно, если там не будет слишком страшно.
Усопп отмалчивался о том, что случилось. Он переваривал услышанное (спящим притворяться легко) в доме Хогбака целых два дня ─ привычка говорить вслух не одну сволочь загоняла в могилу. Думал и не понимал, за что же убили Перону. Из-за денег? Или всё-таки любви? И если так, то почему она не дала знать отцу, кто настоящий виновник её смерти? Все эти вопросы не давали покоя и волновали куда больше, нежели седые виски. Усопп только нервно рассмеялся, увидев своё отражение в зеркале.
─ Всё в порядке! ─ утверждал он, храбрился и врал о битве с сотней, нет, двумя сотнями волков. О погоне в настоящей карете, героическом спасении девиц и даже одном демоне, которого удалось победить благодаря ему, герою Усоппу. Ребята не верили, но великодушно прощали.
─ Я сама посуду помою, ─ шлёпнула его по рукам Нами и отправила в ванную. ─ Три тщательно, два раза и с мылом! Вечно следы краски или мела остаются, халтурщик.
При слове «мел» Усопп вздрогнул и едва не врезался носом в дверь. Ноги подкосились, но получилось по стеночке, медленно, вползти в ванную, включить свет и склониться над раковиной. Струя ледяной воды ударила в умывальник, разбилась брызгами и попала на майку. Мелочь в сравнении с тем, что случилось в той церкви… Мелочью будет всё, ведь нет ничего беспощадней и величественнее смерти.
Усопп плеснул в лицо водой, вслепую нашарил полотенце и, пока вытирался, почувствовал знакомый холодок на коже. Медленно опустил руки и всмотрелся в запотевшее непонятно почему, ─ а на самом деле всё ясно, как днём, ─ зеркало. Там, за слоем конденсата, угадывался изящный силуэт, длинные волосы и тёмные круги на месте глаз. Округлые, как её плечи, пляшущие, как дикие танцы, буквы стали появляться на стекле задом наперёд, чтобы человек в этом мире сумел прочитать, а прочитав, покрылся испариной и выронил полотенце из дрожащих рук.
─ Усопп! ─ Нами заглянула в ванную и недоуменно нахмурилась. ─ Ты чего застрял? Пора лекарства принимать!
─ Да-да, иду!
Усопп нервно оглянулся, мелкими шажками вышел из ванной и выключил свет.
Нами не заметила надписи на зеркале.

«Я вижу тебя»

@темы: Ван Пис, хэллоуин, фанфик